Крис тактично увел разговор в сторону от младшего брата и его недавнего увлечения религией.
– Я как раз говорил Беку, что Шлепу Уоткинса только что выпустили на поруки.
– Белая рвань, вся семейка, начиная с деда этого ублюдка. Еще тот был подлец, – пробормотал Хафф, снимая ботинки. – Дедушку Уоткинса нашли мертвым в канаве, из горла торчала разбитая бутылка из-под виски. Вероятно, он в очередной раз перешел кому-то дорогу. Думаю, Уоткинсы спали друг с другом, потому что все они уродливы и тупы, как полено.
Бек рассмеялся.
– Все возможно, но я у Шлепы в долгу. Если бы не он, я бы не сидел у вас в доме в ожидании воскресного ужина.
Хафф посмотрел на него так тепло, как смотрел на собственных сыновей.
– Нет, Бек, ты обязательно стал бы одним из нас, не так, так иначе. Знакомство с тобой окупило всю эту историю с Джином Айверсоном. Ты единственный плюс этого дела.
– Бек и послушные присяжные, – добавил Крис. – Давайте не забудем об этих двенадцати. Если бы не они, я бы не пил сейчас пиво вместе с вами, а делил бы камеру с таким, как Шлепа.
Крис часто вспоминал о том, что попал под суд по обвинению в убийстве Джина Айверсона. Его шутливое отношение к произошедшему всегда коробило Бека. Так случилось и на этот раз. Он решил сменить тему.
– Мне неприятно говорить о делах в выходной, но я вынужден.
– В моем расписании нет выходных, – отозвался Хафф. Крис застонал.
– Но это не мой случай! Новости плохие, да, Бек?
– Ничего хорошего они не сулят.
– А это не может подождать? Может, лучше сначала поужинать?
– Разумеется, это может подождать. Как скажете.
– Нет уж, – решил Хафф. – Ты знаешь мое отношение к плохим новостям. Их я предпочитаю узнавать как можно раньше. И черта с два я буду ждать, пока мы поужинаем. Так что случилось, Бек? Только не говори, что на нас опять наехали из Управления по охране окружающей среды…
– Нет, дело не в этом. Вернее, не совсем.
– Тогда о чем речь?
– Не гони лошадей, я сначала налью всем выпить, – обратился Крис к отцу. – Ты любишь выслушивать плохие новости спозаранку, я предпочитаю слушать со стаканом бурбона в руке. Тебе налить?
– Побольше льда, воды не надо.
– А тебе, Бек?
– Нет, спасибо.
Крис подошел к бару, достал графин и два стакана. Он подался к окну, раздвинул планки жалюзи и тут же потянул за шнур, чтобы отодвинуть их в стороны.
– Это еще что такое?
– В чем дело? – спросил Хафф.
– Во двор въехала машина шерифа.
– Ну и что ты всполошился? Сегодня день выплаты. Крис ответил ему, не отрываясь от окна:
– Я так не думаю. Он кого-то привез с собой.
– Кого?
– Впервые вижу этого парня.
Крис налил виски, передал стакан отцу, но все трое молчали, слушая, как Селма идет из кухни к парадной двери, чтобы впустить приехавших. Экономка поздоровалась с ними, но все говорили так тихо, что отдельных слов было не разобрать. Селма вошла первой.
– Мистер Хойл, шериф Харпер хочет поговорить с вами. Хафф махнул рукой, чтобы она впустила его.
Шериф Ред Харпер был избран на эту должность тридцать лет назад при моральной и финансовой поддержке Хаффа Хойла. Чековая книжка Хойла помогала ему оставаться на посту все эти годы.
Волосы Харпера, огненные в молодости, поблекли, словно голову покрыла ржавчина. Ростом он был выше шести футов, но оставался настолько худым, что портупея казалась упряжью, повешенной на фонарный столб.
Шериф выглядел неважно, и это было не только из-за жары на улице. Выражение его лица, крупного и угрюмого, словно говорило о том, какую тяжелую ношу он взвалил на себя тридцать лет назад. Он всем своим видом давал понять, что слишком дешево продал душу дьяволу. Харпер никогда не был весельчаком, а когда вошел в комнату, шаркая ногами, и снял шляпу, вид у него был похоронный.
Молодой офицер, переступивший порог следом за ним, незнакомый Хойлам и Мерченту, выглядел так, будто его накрахмалили вместе с формой. Он был так чисто выбрит, что щеки покраснели от бритвы. Парень напоминал спринтера, напряженно застывшего на беговой дорожке в ожидании сигнального выстрела.
Ред Харпер кивком поздоровался с Беком и перевел взгляд на Криса, стоящего за отцовским креслом. Потом он посмотрел на Хаффа, который вальяжно раскинулся в красном кожаном кресле.
– Привет, Ред.
– Здравствуй, Хафф. – Шериф не смотрел хозяину дома в глаза, он вертел в руках свою шляпу.
– Выпьешь что-нибудь?
– Нет, спасибо.
Хафф никогда не вставал, если в комнату входили. Так он демонстрировал свою власть, и все в округе знали это. Но на этот раз Хойл не усидел на месте. Нетерпение заставило его вскочить с кресла.
– В чем дело? Кто это такой? – Он смерил взглядом спутника шерифа.
Ред откашлялся. Опустив руку со шляпой вниз, он принялся нервно похлопывать ею по бедру. Прошло немало времени, прежде чем Харпер решился взглянуть Хаффу в глаза.
И тогда Бек понял, что шериф приехал вовсе не за ежемесячным вознаграждением.
Глава 2
Сэйри Линч не узнавала скоростное шоссе, хотя много раз ездила по этому отрезку между аэропортом Нового Орлеана и Дестини. Но на этот раз все казалось ей новым.
Во имя прогресса все, что отличало этот уголок страны, было уничтожено или замаскировано. Очарование сельских районов Луизианы принесли в жертву безвкусной рекламе. Под напором коммерции не выжило почти ничего живописного или оригинального. Сэйри увидела бы то же самое в любом уголке США.
Фаст-фуд вытеснил уютные кафе. Хлебные палочки и крекеры заменили домашние пироги с мясом и сдобные булочки. Написанные от руки вывески исчезли под напором неона. Вместо черных досок с написанным мелом меню о блюдах сообщал механический голос возле окошка заказа.
За те десять лет, что Сэйри не была в этих местах, величественные дубы с повисшим на ветвях испанским мхом были выкорчеваны бульдозером, уступив место новым конструкциям автострады. Из-за этого просторы таинственных болот, подступавших вплотную к дорожному полотну, стали казаться меньше. Густые заросли были смяты под натиском съездов и выездов, заполненных машинами.
До этой минуты Сэйри не осознавала, насколько скучает по дому. Именно все эти перемены заставили ее затосковать по тому, как все было раньше. Ей не хватало острого запаха кайенского перца и опилок, и снова захотелось услышать неповторимый диалект людей, которые когда-то подавали кейджунские блюда, на приготовление которых уходило намного больше времени, чем три минуты.
Современные супертрассы позволяли путешествовать быстрее, но Сэйри вспоминались узкие дороги, к которым так близко подкрадывались деревья, что их ветви сплетались, образуя туннель, а сквозь листву пробивалось солнце, рисуя причудливые узоры на асфальте.
Ей снова хотелось ехать с открытыми окнами, вдыхая не автомобильные выхлопы, а мягкий воздух, пропитанный ароматами жимолости и магнолии с легкой примесью мускусного запаха болот.
Перемены, произошедшие за последние десять лет, были оскорблением для ее чувств и ударом по воспоминаниям о тех местах, где она выросла. Но Сэйри понимала, что перемены, произошедшие в ней самой, были не менее значительны, пусть они и меньше бросались в глаза.
В последний раз она ехала по этой дороге в обратном направлении, когда уезжала из Дестини. В тот день, чем больше миль оставалось между ней и домом, тем легче становилось у нее на душе, словно она сбрасывала слой за слоем накопившуюся в душе боль. И вот теперь она возвращалась, и страх, обуревавший ее, казался тяжелее цепей каторжника.
Тоска по родным местам никогда не заставила бы Сэйри вернуться. Только смерть ее брата Дэнни вынудила ее приехать. Судя по всему, он достаточно долго противостоял Хаффу и Крису, а потом вырвался из-под их власти единственным способом, который оставался в его распоряжении.
Первое, что увидела Сэйри, подъезжая к Дестини, были трубы. Они воинственно устремлялись в небо над городом, огромные, черные, уродливые. Они, как в любой день в году, выплевывали дым. Слишком неэффективно и накладно было бы загасить печи даже из-за траура по Дэнни. Хорошо зная отца, Сэйри догадывалась, что тому даже в голову не пришло почтить подобным образом память самого младшего ребенка.