На щите у въезда в город красовалась надпись: «Добро пожаловать в Дестини, вотчину „Хойл Энтерпрайсиз“». Нашли, чем хвастаться, с тоской подумала Сэйри. Доменные печи сделали Хаффа богатым, но это благополучие было построено на крови.
Молодая женщина вела машину по знакомым улицам, по которым впервые проехала на велосипеде и где позже училась водить машину. Подростком она разъезжала по ним с подружками в поисках развлечений.
В квартале от первой объединенной методистской церкви она услышала звуки органа, подаренного ее матерью, Лорел Линч Хойл. На нем была медная табличка, извещающая об этом. Прихожане гордились инструментом, потому что это был единственный орган в городе. Ни в одном из католических храмов органа не было, хотя в Дестини жили в основном католики. Ее мать сделала щедрый дар от всего сердца, но орган все равно стал символом того, как Хойлы правят в своем городе и управляют его жителями, не позволяя никому переплюнуть их.
У Сэйри разрывалось сердце при мысли о том, что орган Лорел играл погребальную песнь для одного из ее детей, ушедшего из жизни на пятьдесят лет раньше, чем следовало бы, и по своей собственной воле.
Сэйри узнала обо всем в воскресенье вечером, когда вернулась в свой офис после встречи с клиентом. Обычно она по выходным не работала, но Джек Мастере не мог встретиться с ней в другое время. Помощница Сэйри, Джулия Миллер, проработавшая с ней уже пять лет, никогда бы не позволила своему шефу работать, если бы не работала сама. Пока Сэйри вела переговоры с Мастерсом, Джулия занималась документами.
Когда Сэйри вернулась, Джулия передала ей розовый листок с записанным сообщением.
– Этот джентльмен звонил трижды, мисс Линч. Я не дала ему номер вашего сотового, хотя он этого требовал.
Сэйри бросила взгляд на код города, смяла листок и бросила в мусорную корзину.
– Я не хочу говорить ни с кем из моих родственников.
Он не ваш родственник. По его словам, он работает на вашу семью. Ему необходимо было поговорить с вами как можно быстрее.
– Я не желаю разговаривать и с теми, кто работает на мою семью. Есть еще сообщения? Может быть, мистер Тейлор все же позвонил? Он обещал, что кайма непременно будет готова к завтрашнему дню.
– С вашим братом несчастье, – выпалила Джулия. – Он мертв.
Сэйри тут же вышла из своего кабинета в приемную и долго смотрела в окно на мост Золотые Ворота. Из плотного тумана выступали лишь верхушки оранжевых опор. Вода в заливе была серой, холодной, сердитой и пугающей.
Не оборачиваясь к секретарше, она спросила:
– Который?
– Что – который?
– Кто из братьев?
– Дэнни.
Младший брат дважды звонил ей за прошедшие два дня. И Сэйри отказывалась разговаривать с ним.
Сэйри повернулась к Джулии. Та с сочувствием посмотрела на нее и сказала:
– Ваш брат, Сэйри, умер сегодня днем. Мне казалось, что вам будет лучше услышать об этом от меня, а не по сотовому телефону от постороннего.
Сэйри громко выдохнула воздух сквозь сжатые губы.
– Как это случилось?
– Думаю, вам следует поговорить с мистером Мерчентом, который звонил вам.
– Джулия, прошу вас, скажите мне, как умер Дэнни. Женщина негромко ответила:
– Судя по всему, он покончил с собой. Примите мои соболезнования. – Немного помолчав, она добавила: – Это вся информация, которую сообщил мне мистер Мерчент.
Сэйри ушла в свой кабинет и закрыла дверь. Она слышала, как в приемной несколько раз звонил телефон, но Джулия не переводила звонки к ней, понимая, что ей необходимо побыть одной, чтобы осознать случившееся.
Неужели Дэнни звонил ей, чтобы сказать последнее «прости»? Если так, то как ей жить дальше с чувством вины? Ведь она отказалась с ним разговаривать.
Прошло около часа, и Джулия негромко постучала в кабинет Сэйри.
– Войдите, – пригласила она. Когда Джулия переступила порог, Сэйри сказала: – Вам незачем оставаться дольше, Джулия. Идите домой. Со мной все будет в порядке.
Секретарша положила на стол листок бумаги.
– У меня еще есть дела. Позвоните, если я вам понадоблюсь. Принести вам что-нибудь?
Сэйри покачала головой. Джулия вышла и прикрыла за собой дверь. На листке оказались записаны дата и время похорон: вторник, одиннадцать утра.
Сэйри не удивилась тому, что похороны назначили так скоро. Хафф Хойл всегда действовал быстро. Отцу и Крису не терпелось поскорее разделаться с неприятным делом, похоронить Дэнни и продолжать жить дальше как ни в чем не бывало.
Но в том, что похороны назначили на вторник, было одно преимущество. У Сэйри не оставалось времени на борьбу с собой, некогда было думать, ехать или не ехать. Ей требовалось быстро принять решение.
В понедельник утром она вылетела в Новый Орлеан через Даллас и Форт-Уорт и оказалась на месте ближе к вечеру. Сэйри прошлась по Французскому кварталу, поужинала в ресторанчике, где подавали знаменитый гумбо, суп из стручков бамии, и переночевала в отеле «Виндзор-корт».
Хотя гостиничный номер оказался комфортным, Сэйри так и не смогла уснуть. Ей отчаянно не хотелось возвращаться в Дестини. Это было глупо, но родной город представлялся ей ловушкой, из которой она больше не сумеет выбраться и навсегда останется во власти Хаффа.
Рассвет не прогнал ее страхи. Она встала, оделась для похорон и отправилась в Дестини, планируя приехать прямо к началу траурной церемонии и не собираясь задерживаться ни на минуту после ее окончания.
Машины приехавших на похороны занимали все парковки на улицах вокруг церкви. Сэйри пришлось Оставить машину в нескольких кварталах от словно сошедшей со страниц книги красивой церкви с витражными окнами и высокой белой колокольней. Когда она ступила на высокое крыльцо, украшенное колоннами, колокол прозвонил одиннадцать раз.
В вестибюле церкви было значительно прохладнее, чем на улице, но Сэйри заметила, что многие из сидящих под высокими сводами обмахиваются бумажными веерами, потому что кондиционер не справлялся с жарой. Когда она села в заднем ряду, хор закончил петь первый гимн и на кафедру поднялся пастор.
Пока все склонили головы в молитве, Сэйри смотрела на гроб, стоявший перед алтарем. Гроб был закрытым. Да ей и не хотелось видеть Дэнни, лежащего на атласных подушках, подобно восковой кукле. Чтобы не думать об этом, Сэйри сосредоточилась на белых каллах на крышке гроба.
Из-за большого количества людей она не видела отца и брата, но, вероятно, они со скорбными лицами сидели в первом ряду.
Она услышала свое имя, когда пастор перечислял ныне здравствующих членов семьи, присутствующих на церемонии.
– Сестра, Сэйри Хойл, из Сан-Франциско.
Ей захотелось встать и крикнуть, что она больше не носит фамилию Хойл. После второго развода Сэйри пользовалась своим вторым именем, которое было девичьей фамилией ее матери. Она официально превратилась в Сэйри Линч. Именно так было записано в ее дипломе, в деловых бумагах, в водительских правах и паспорте.
Она больше не была Хойл, но не сомневалась ни минуты, что тот, кто дал пастору неверную информацию, сделал это намеренно.
Проповедь оказалась какой-то ученической, словно взятой из учебника для семинаристов, да и сам розовощекий пастор казался слишком молодым даже для того, чтобы голосовать. Его комментарии были обращены ко всем людям, он почти не упоминал о самом Дэнни. Не прозвучало ничего личного, ничего запоминающегося. И Сэйри почувствовала себя еще хуже, ведь даже она, родная сестра усопшего, не захотела поговорить с ним по телефону.
Когда служба завершилась пением гимна, среди собравшихся раздались всхлипывания. Гроб несли Крис, незнакомый Сэйри белокурый мужчина и четверо служащих компании Хойла. Они прошли по центральному проходу к дверям.
Они двигались медленно, и у Сэйри было время хорошенько рассмотреть Криса. Он оставался все таким же стройным и красивым. В его внешности сохранилась некоторая слащавость, свойственная кинозвездам тридцатых годов. Исчезли только тоненькие усики. Волосы были по-прежнему черными, словно вороново крыло. Но теперь Крис стриг их короче, чем раньше. Спереди волосы были намазаны гелем и стояли дыбом. Несколько странный вид для мужчины за тридцать, но Крису это шло. Его темные глаза всегда действовали на людей гипнотически, его взгляд притягивал и не отпускал собеседника.